Отечественная история борьбы с вирусами началась в ноябре 1988 года. В один из компьютеров Госплана СССР внедрился заморский гость — вирус Vienna. К сотруднику вычислительного центра Госплана Дмитрию Лозинскому явилась растерянная делегация — мол, наша ЭВМ сломалась. О компьютерных вирусах он уже кое-что слышал и, посмотрев на жертву «Вены», догадался, что речь идет именно об «инфекционном» заболевании. Уже вечером, дома, вирус был препарирован, изучен, и той же ночью Лозинский написал программу- антивирус, одну из первых на планете. Так родился Aidstest. Так родилась целая индустрия.
Дмитрий Николаевич Лозинский родился в 1939 году. Коренной москвич. «Неисправимый москвич», — поправляет Лозинский. Родной город почти никогда не покидал — видимо, впечатления от эвакуации в раннем детстве накрепко засели в подсознании и навсегда отбили охоту к перемене мест. Небольшой двухэтажный дом на Петровско-Разумовской, останься он стоять по сию пору, мог бы вызвать теплые чувства только у завзятого любителя старины. По крайней мере, единственный знакомый мне обитатель дома, Дмитрий Лозинский, вспоминает о нем без особой ностальгии. Единственное, что было «центральным», — это электричество. Остальное было «локальным» — попросту говоря, воду приходилось таскать из колонки, а печку топить дровами. В последнюю военную зиму все двенадцать обитателей трехкомнатной квартиры фактически переезжали в комнату с печкой, в остальных комнатах «жили» дрова. А Дима и оба его брата ухитрялись еще и уроки делать в такой обстановке и при этом оставаться хорошими учениками. Впрочем, школа была — потом. Сначала была война, и первое детское воспоминание Лозинского: воют сирены воздушной тревоги, а он вбегает, цепляясь за мамину руку, в какой-то подъезд и спускается вниз, в бомбоубежище. Много лет спустя, уже взрослым, Дмитрий Николаевич проходил по Верхней Масловке мимо «дома художников» и узнал тот самый подъезд из детства. Вскоре после начала войны вся семья (родители и двое сыновей, младший родился уже после войны) эвакуировалась в Акмолинск. За последние полвека город был сначала переименован в Целиноград, потом в снова в Акмолинск (Акмолу) и, наконец, в Астану. «Сатану», — смеется Лозинский. По-видимому, жизнь в эвакуации не была слишком увлекательной. Впрочем, оба родителя ухитрились найти работу по специальности. Они оба окончили в свое время мехмат Московского университета (как позже и сам Дмитрий, и его жена, и обе его дочери).
Трое сыновей в семье — по тогдашним меркам не слишком много. Однако надо учитывать, что, во-первых, родители Лозинского в 1948 году развелись, а во-вторых, мама занималась далеко не только семьей. В первую свою командировку она отправилась в 1931 году, в Кушку (самая южная точка СССР). Ей было всего 18 лет, еще студентка, и любимая гравиметрия (изучение земного тяготения) — превыше всего. А последняя командировка в 1975 году, уже в возрасте 64 лет — на мыс Челюскин. Нитью ее маршрутов за эти полвека, сложенных воедино, можно было бы, наверное, неоднократно обмотать земной шар. В 60-летнем возрасте ей пришлось решать сложнейшую задачу: она делала аэрогравиметр для измерения гравитации с борта самолета. Прибор непростой — в отличие от наземного измерения, в воздухе «мешает» масса привнесенных факторов, в частности помехи, создаваемые самим самолетом. Задачу она сначала решила теоретически — придумала алгоритм, аппаратуру. Дело стало за написанием программы, но в академическом институте, куда поступил этот заказ, за три года научились только перфоленту распечатывать. И тогда она сказала старшему, Дмитрию, к тому времени известному специалисту:«Знаешь, научи-ка меня программировать!». И написала нужную программу сама, на языке Фортран, причем так, что люди ею пользовались еще много лет спустя.
В Акмолинске семья задержалась ненадолго. В середине 40-х они вернулись все в тот же деревянный московский дом, а Дмитрий пошел учиться в школу. Обычную московскую школу № 221. Всем уже было ясно, что он продолжит карьеру, начатую еще его дедом, но никаких специальных школ в то время не существовало даже в столице, за исключением пары языковых. Впрочем, уже с 7-го класса Дмитрий Лозинский начинает посещать математический кружок на Моховой. Теперь здание на Моховой называется «старым зданием» МГУ, а тогда, в 52-м году, оно было единственным — новое на Ленинских горах еще не было достроено. Можно было гордо и с полным основанием заявлять знакомым: «А я хожу в университет!» Кружок того выпуска собрал немало ярких людей — упомянем хотя бы Владимира Арлазарова, ныне генерального директора одной из крупнейших российских программистских фирм Cognitive Technologies. Школа незаметно кончилась, а кружок естественным образом перетек в учебу на мехмате.
Все было хорошо, но по окончании института с распределением вышел небольшой конфуз. Все уже вышли из аудитории, где заседала комиссия по распределению, и лишь Лозинский стоял в коридоре неприкаянный. Его не вызвали. - А я? - А тебя... по спецразнарядке распределили. Иными словами, Лозинский попал в 8-е Главное управление КГБ (правительственной связи, ему наследовало нынешнее ФАПСИ). Как раз незадолго перед этим доблестные органы изловили пару очередных вражеских шпионов, и оказалось, что враги с легкостью читают наши военные шифры. И вот нескольким выпускникам мехмата «забрили лоб». Наш герой вкалывал на 8-е ГУ, занимаясь проблемами криптографии во славу отечественной оборонки, в течение целых четырех лет. Нет, всего четырех — никому еще не удавалось проработать на КГБ в пору его расцвета меньше нескольких лет, да еще в такой напрочь засекреченной области, и уйти «невредимым». При зачислении на работу в КГБ ему в минус не сыграло даже то (а как надеялся!), что дед его в свое время учился в Мюнхенском университете и потом прожил в Германии до начала 20-х годов. Зато когда оказалось, что двоюродная бабка нашего героя — гражданка Израиля, кураторы сразу заговорили о «необходимости подыскать другую работу». Что ж — другую так другую.
Как раз в это время в Госплане «вроде как начали внедрять математику». Любимую математику! Может, удастся «двинуть» математику в экономику? Крайне интересная задача, крайне. И Лозинский идет работать в ВЦ (вычислительный центр) Госплана. Быстро, впрочем, понимает, что у нас математику в экономику особенно не двинешь. Из любопытства начал программировать и «сам не заметил, как оказался начальником отдела программирования». Что удивительно, даже в организации с таким «говорящим» названием, как Госплан, Лозинский почти всегда ухитрялся делать то, что ему было интересно, и «на план» практически не работал. Этим он отличался от людей, с которыми у него в бытность работы в Госплане завязались приятельские отношения, — например, от Якова Уринсона или Андрея Шаповальянца (в демократическую эпоху оба побывали министрами экономики). Лозинский ведь страшно любопытный человек — как только появляется в пределах видимости что-нибудь новое, будь то новый компьютер или новый язык программирования, ему непременно нужно все про это узнать. А потом и с другими поделиться, по возможности.
Так и с вирусами получилось — уж очень интересно было поначалу, что это за штука. И как с ней бороться. После Vienna в конце того же 1988 года Лозинскому принесли на препарирование вирус «Каскад» (может быть, кто-то еще помнит, как при запуске зараженной этим вирусом программы буквы на экране вдруг осыпались вниз, словно их плохо приклеили). Следующая версия Aidstest (так Дмитрий Лозинский назвал свой антивирус) могла бороться уже и с «Каскадом». И пошло-поехало — сначала новые вирусы появлялись каждый месяц, потом все чаще и чаще. В 90-м году новая версия Aidstest выходила уже каждую неделю, с 1991 года вирусы полились мощным бурным потоком, и Aidstest начал выходить дважды в неделю — абсолютный рекорд для серьезного программного продукта.
Сначала Лозинский раздавал свою программу совсем бесплатно — просто приходи со своей дискетой и переписывай. Кто-то посоветовал ему поставить на заставку программы номер рабочего телефона, и в то время, пока Aidstest после включения компьютера сканировал файлы жесткого диска, десятки, а потом и сотни тысяч пользователей изучали контактные данные Лозинского. Aidstest’ом пользовались буквально все. А номер этого телефона, пожалуй, отпечатывался в памяти никак не хуже, чем мифический 25-й рекламный кадр в фильмах, а то и лучше. На долю самого востребованного телефонного аппарата в Госплане выпадали, например, такие звонки: - Але, это из Свердловска беспокоят... Мы тут у вас компьютер купили... - ??? - Ну как же, тут вот и телефон ваш написан... Динь-дилень, динь-дилень, целый день... Хорошо, что доброжелатель тогда не надоумил поставить на заставку домашний телефон — никто ведь не ожидал, что за два года Aidstest распространится по территории всего СССР и встанет на каждый второй компьютер. Довольно быстро Лозинскому «надоело бегать с дискетками» мимо милиционера на госплановской проходной. Да и в конце концов стоило попробовать конвертировать всесоюзную известность в звонкую монету. Рядом тут же нарисовались (дело происходило в 90-м году) некие ловкие кооператоры, взявшиеся распространять программу Лозинского. Название фирмы кануло в Лету. Его не смог припомнить даже автор этих строк — именно в тот момент он решил заплатить за Aidstest, а не переписать у знакомого, как обычно, и отправился по указанному адресу. Названная сумма (около трех тысяч рублей за годовую подписку) могла бы впечатлить даже «нового русского», и желание стать честным человеком было подрублено на корню. К счастью, сотрудничество с этой фирмой длилось всего ничего. Лозинский обратился со своей проблемой к своему старому приятелю Юрию Лященко, работавшему в одном из первых советстких СП «Диалог», и тот посоветовал «посадить к нам в офис девочку на телефоне, и пусть она этим занимается».
Официальный (и триумфальный) выход Aidstest на рынок состоялся в конце 1990 года на выставке Softool в Москве. «Диалог» начал продавать программу за три рубля (бутылка водки к тому времени стоила уже дороже), и люди часами стояли в очереди, тянувшейся через весь выставочный зал. И это за программой, в которую ее автор никогда не встраивал никакой защиты от копирования! Принципиально. По мнению Лозинского, бессмысленно ставить защиту от копирования — будут «ломать» да еще и злиться, что пришлось ломать. А честные люди и так купят.
Нельзя сказать, что эта позиция себя полностью оправдывает. Сегодня ежегодный доход от продажи антивирусов в компании «Диалог-Наука», в которую постепенно эволюционировало СП «Диалог», лишь чуть превышает полмиллиона долларов. Но Дмитрий Николаевич Лозинский, ставший теперь председателем совета директоров «Диалог-Науки», не слишком переменился во мнении, хотя и сетует на неистребимую любовь отечественных пользователей к халяве: «Вот, скажем, приходит покупать какой-нибудь из наших продуктов человек из солидного банка (последняя версия старичка Aidstest'а вышла год назад, но компания выпускает множество других отличных антивирусов). Спрашиваешь у него — сколько вам копий нужно? Другими словами, сколько у вас в банке компьютеров? А он отвечает — один! И глаза при этом даже не отводит». Так что «Диалог-Наука» работает на всех, а деньги получает примерно от каждого сотого пользователя.
Впрочем, председатель совета директоров вовсе не поэтому, наверное, сидит в общей комнате. Во-первых, в основном он работает дома. А во-вторых, «куда лучше работается в компании. Чтобы идеи в воздухе витали». А в отдельном кабинете сидит генеральный директор: «Ему приходится заниматься всякими скучными делами. Переговоров масса... Для этого, действительно, нужно помещение отдельное». Главное, по его мнению — чтобы жить в первую очередь было интересно, а не сытно. Обе дочки, вышедшие замуж еще в Москве (за физтеховцев, разумеется), уехали вместе с мужьями в Калифорнию. Думали — подзаработать, а получилось навсегда. Их можно понять: ну какая жизнь светила научному работнику в России начала 90-х? Лозинский общается с родными в основном по электронной почте. Неужели сам бы не мог найти приличную работу за океаном? Так ведь здесь уже есть работа. Нужная, полезная. Друзья здесь. Любимая избушка на Селигере — пусть до нее почти пятьсот километров, но как представить себе жизнь без одиноких прогулок в лесах, окружающих Большое Шанево? Наконец, здесь магазин, который Лозинский так долго искал, — именно в нем продается, помимо сотен других сортов чая, именно тот, правильно нарезанный и перевязанный, зеленый чай. А дальше что? «Да на пенсию пора», — смеется Лозинский. Никаких «чертовски хочется работать» вы от него не услышите — и тут же уточняет, что очень надеется сделать еще что-нибудь интересное.
В этом году Лозинский был награжден орденом Дружбы. «Да ну, — отмахивается он, — это в связи с юбилеем, наверное (60-летием). Да и вообще, это же общим списком...» А вот интересно, многие ли еще известные «компьютерщики» были награждены у нас высокими орденами? Ни одного.
(полностью статья опубликована в журнале "Итоги", N46, 14.11.99)
Назад в Save As Bookmark